— Кто будет за обеденным столом? — спросил он.
— Мы с тобой, Фелисите, Карлайл, конечно Эдуард Мэнкс и, наконец мисс Хендерсон.
— Еще двое, — заявил лорд Пестерн. — Я пригласил Беллера и Риверу.
— Это невозможно, Джордж, — спокойно возразила леди Пестерн.
— Почему?
— Помимо других затруднительных моментов для двух дополнительных гостей просто не хватит еды.
— Прикажи открыть какую-нибудь банку.
— Я не могу принять этих людей к обеду.
Лорд Пестерн свирепо усмехнулся.
— Будь по-твоему. Ривера может повести Фелисите в ресторан, а Беллер придет сюда. Народу за столом будет столько же. Как поживаешь, Лайла?
— У меня все хорошо, дядя Джордж.
— Фелисите не пойдет обедать с этим типом, Джордж. Я не позволю ей этого.
— Ты не сможешь их остановить.
— Фелисите уважительно отнесется к моему желанию.
— Не будь ослицей, — сказал лорд Пестерн. — Ты на тридцать лет отстала от времени, дорогуша. Не лишай девочку собственной головы, и ноги сами приведут ее куда нужно. — Он сделал паузу, очевидно довольный собственным афоризмом. — Если ты и дальше будешь продолжать так же, получишь побег с возлюбленным. Все идет к свадьбе, у меня возражений нет.
— Ты в своем уме, Джордж?
— Половина женщин в Лондоне отдаст что угодно, лишь бы очутиться на месте Фе.
— Он же мексиканский оркестрант.
— Сложенный чудно юный лесоруб, пошевели застывшими мозгами. Это не Шекспир, Лайла? Я понимаю так, что Карлос из прекрасной испанской семьи. Идальго, или как их там называют, — добавил он неопределенно. — Лесорубу из хорошей семьи случилось стать артистом, а тут появляешься ты и проклинаешь его. Ты просто заболела своей неприязнью. — Он повернулся к племяннице. — Я всерьез подумываю отказаться от титула, Лайла.
— Джордж!
— Насчет обеда — может, ты все-таки найдешь для них еды? Ну, говори же.
Поднятые плечи леди Пестерн выражали одно отвращение. Она взглянула на Карлайл, и той показалось, что она заметила в глазах тети хитринку.
— Хорошо, Джордж, — сказала леди Пестерн. — Я поговорю со слугами. Поговорю с Дюпоном. Будь по-твоему.
Лорд Пестерн бросил на жену полный недоверия взгляд и сел.
— Рад тебя видеть, Лайла, — сказал он. — Чем ты себя занимаешь?
— Я была в Греции с миссией помощи голодающим.
— Знай люди диететику, не было бы никакого голода, — мрачно заметил лорд Пестерн. — Ты любишь музыку?
Карлайл ответила очень осторожно. По неподвижному взгляду и поднятым бровям тетки она поняла, что та хочет сообщить ей нечто важное.
— Я отношусь к музыке серьезно, — продолжал лорд Пестерн. — Свинг. Буги-вуги. Джаз. Я понял, музыка держит меня на уровне. — Он забарабанил каблуками по ковру, хлопнул в ладоши и странным гнусавым голосом пропел: — Шу-шу-шу, бэби, бай-бай, бай, бэби.
Дверь открылась, и вошла Фелисите де Сюзе, эффектная молодая женщина с большими черными глазами, широким ртом, похожая… любые сравнения были бы для нее недостаточны.
— Дорогая, ты — провидение собственной персоной! — воскликнула она и с жаром поцеловала Карлайл. Лорд Пестерн продолжал притоптывать и мурлыкать. Его приемная дочь подхватила мотив, подняла вверх палец и принялась ритмично дергаться перед хозяином дома. Они улыбнулись друг другу.
— Ты в самом деле делаешь успехи, Джордж, — сказала Фелисите.
Карлайл думала, какими были бы ее впечатления, окажись она в этом доме как незнакомка. Неужели, подобно леди Пестерн, она тоже посчитала бы дядю эксцентричным чуть ли не до слабоумия? Нет, рассуждала она, скорее всего — нет. Напротив, он кажется поразительно здоровым человеком. Его переполняет энергия, он говорит в точности то, что думает, и делает в точности то, что хочет. Он склонен упрощать все до предела, и потому у него нет перспектив. Он никогда ничем по-настоящему не интересовался. Но кому из нас, пришло в голову Карлайл, хотя бы раз в жизни не мечталось поиграть на большом барабане?
Фелисите с непринужденностью, которая показалась Карлайл деланной, рухнула на диван рядом с матерью.
— Ангел, не будь такой гранд-дамой! — сказала она. — У нас с Джорджем это вызывает улыбку!
Леди Пестерн отодвинулась от дочери и встала.
— Мне нужно повидать Дюпона.
— Вызови звонком Спенса, — сказал ей муж. — Неужели тебе хочется рыскать на половине слуг?
С величайшей холодностью леди Пестерн сообщила, что при нынешней нехватке продуктов не следует, если только ты не решил отказаться от услуг повара, сообщать через посыльного в семь вечера о том, что к обеду будут еще двое. В любом случае, добавила она, Дюпон, несмотря на весь ее такт, в конце концов не выдержит и уйдет из их дома.
— Пусть он лучше придет сюда с обычным обедом, — парировал лорд Пестерн. — Три смены месье Дюпона!
— Очень остроумно, — ледяным тоном заметила леди Пестерн и вышла.
— Джордж, ты победил? — спросила Фелисите.
— Смею думать, черт подери. Никогда в жизни не сталкивался с такой нелепостью. Приглашаю двух человек к обеду, а твоя матушка ведет себя как леди Макбет. Хочу принять ванну.
Едва он ушел, Фелисите повернулась к Карлайл и беспомощно развела руками.
— Что за жизнь, дорогая! Честное слово! Время от времени ходишь у края вулкана и никогда не знаешь, в какой момент из него извергнется лава. Полагаю, ты слышала обо МНЕ все?
— Кое-что.
— Он безусловно привлекателен.
— В каком смысле?
Фелисите улыбнулась и покачала головой.
— Дорогая Лайла, он много для меня значит.
— Он случайно не попрыгунчик?
— Он может прыгать, как шарик в пинг-понге, но я и глазом не моргну. Он для меня — как небо, но только ясное небо.
— Брось, Фе, — сказала Карлайл. — Такое я слышала раньше. Какая в нем изюминка?
Фелисите взглянула на нее краем глаза.
— Что ты понимаешь под изюминкой?
— Если ты так восторгаешься своим молодым человеком, в нем должна быть какая-то изюминка.
Фелисите начала медленно ходить по комнате. Зажгла сигарету и, перекатывая ее двумя пальцами взад и вперед, принялась теребить левой рукой правую бровь. В девушке появилась какая-то отчужденность.
— Когда англичане называют человека попрыгунчиком, — заговорила она, — то всегда имеют в виду кого-то привлекательного и менее gaucherie[6], чем средний англичанин.
— Совершенно с тобой не согласна, но продолжай.
— Конечно, я с самого начала знала, что мама будет в неистовстве. Сlа ѵа sans dire[7]. Я не отрицаю, Карлос слегка ненадежен. По сути дела, «пусть дьявол он, но мне с ним хорошо» — это и есть краткое резюме на сегодня. Мне все нравится, я действительно так думаю.
— А я нет.
— Мне нравится все происходящее, — в голосе Фелисите звучало упрямство. — Я выросла в доме, где всегда что-то происходило. Я намекаю на Джорджа. Ты знаешь, я почти уверена, что у меня с ним больше общего, чем с родным отцом. Как ни смотри, папа был очень range[8].
— Тебе следовало бы навести побольше порядка в себе самой, подружка. В каком отношении Карлос ненадежен?
— Он ревнует так, как в испанском романе.
— Если ты не имеешь в виду «Дон Кихота», то ничего другого испанского я не читала, и, уверена, ты тоже. Как он себя ведет?
— Злится, впадает в отчаяние, шлет с посыльным устрашающие письма. Сегодня утром я получила нагоняй ä cause de… ладно, ä cause de чистой ерунды.
Она замолчала и глубоко затянулась. Карлайл вспомнила о тайнах, которыми Фелисите делилась с нею в дни своей невинности и называла их безумствами. Учитель музыки — он, к счастью, осадил Фелисите; потом студент-медик — он не сделал этого. Братья подруг и актер — того она пыталась завлечь в ловушку на благотворительном дневном спектакле. Был еще медиум, его нанял лорд Пестерн в пору своего увлечения спиритуализмом, затем диетолог… Карлайл взяла себя в руки и сосредоточилась на нынешней исповеди Фелисите. Оказывается, сейчас наступил кризис — Фелисите говорила crise[9]. Она вообще вставляла французские слова в свою речь гораздо произвольнее, чем мать, и с удовольствием подкидывала собственные горести к порогу своего галльского темперамента.
— …и по сути дела, — говорила Фелисите, — у меня не было намерения насмехаться над чужой душой, а тут он схватил меня за руки и обжег таким взглядом, от которого дрожь пробегает от пальцев на ногах до головы и обратно. И дышал очень шумно — ты наверняка представляешь — носом. Не отрицаю, что в первый раз это было довольно забавно. Но потом, когда он напал на след старины Эдуарда, мне стало не до смеха. И теперь наступил crise.
